Что ты знаешь, детка

Наташка влетела пулей в квартиру и плюхнулась на диван:

– Тетя Саша, не могу больше! Развожусь!

Александра Николаевна строго посмотрела на дочку своей подруги:

– Опять?!

– Сейчас уже точно решила. Разведусь! Сидит на диване, бирюк бирюком, уставился в свою книжку, хоть бы слово сказал. А у нас сегодня, между прочим, годовщина свадьбы, даже не вспомнил, представляешь, тётя Саша! Я от обиды шум подняла, а он только глазками виновато хлопает, забыл, видите ли! Даже не заметил, что у меня новая причёска. С утра ждала, что вспомнит – не вспомнил. А вечером приплёлся с работы и завалился на свой проклятущий диван, в трико своем безобразном. Сколько раз пыталась выбросить – не даёт. Всё! Хватит!

– И что? Из-за этого разводиться? Ты же любишь его, девочка моя. Как жить-то одна будешь, молоденькая ещё совсем. Думаешь, ты кому-то нужна будешь с ребёнком на руках. А почему не напомнила и сама его и не поздравила?

– Вот ещё! Он вроде бы у нас мужчина! – шмыгала Наташка носом. – Лучше одной жить, чем с таким валенком. Ты же прожила всю жизнь одна и ничего! Всего в жизни добилась. И я проживу, уж будьте спокойны!

Александра Николаевна посмотрела на Наташку долгим взглядом:

– А что ты знаешь про одиночество, детка?.. – произнесла она тихо, чужим незнакомым голосом.

Александра Николаевна жила одна в маленькой однокомнатной квартире, все стены которой были увешаны фотографиями единственной дочери.

«Одни портреты… Тоже мне, донюшка…» – отметила про себя Наташка. Донюшка моя, только так называла дочь Александра Николаевна.

– Ленка давно звонила? – спросила Наташка и тут же осеклась, мгновенно осознав бестактность вопроса. Ей стало крайне неловко и стыдно, а свои проблемы показались вдруг такой ничтожной мелочью.

Александра Николаевна не ответила, встала с кресла, взяла сигарету и подошла к окну. Она стояла в пол-оборота, и Наташка впервые в жизни видела, как всегда невозмутимая и спокойная подруга её мамы плачет.

Слёзы волной струились по щекам Александры Николаевны и скатывались по подбородку. Так плачут сильные люди – молча, не рыдая, не всхлипывая. Так плачет душа.

– Что ты знаешь, детка…, – повторила Александра Николаевна, голос её стал ещё более глухим, тихим и совсем чужим.

Потрясённая увиденным, Наташка боялась шелохнуться, поднять глаза на тётю Сашу. Всегда сильную и уверенную в себе, что казалось, будто бы ей всё нипочём.

– А знаешь ли ты, малышка, как бывает молодой женщине больно от одиночества и насколько это горько? Когда идёшь одна по улице и видишь счастливую молодую пару, или встречаешь мужчину с малышом на руках... в горле встает ком, от которого перехватывает дыхание, и предательски выступают слёзы. А ночи... когда каждая клеточка молодого организма жаждет любви, и тебе порой хочется просто выйти на улицу, взять за руку первого попавшегося мужика и привести домой, но не позволяют ни воспитание, ни гордость. Сидишь всю ночь на кухне, пьёшь кофе чашку за чашкой и куришь сигарету за сигаретой…

Она так и не прикурила, просто крошила пальцами сигарету, разминая её в прах.

– А одинокая старость, детка… это ещё страшнее. Тишина в квартире звенит ушах и стучит по голове, как по наковальне, она давит и не даёт дышать. Когда зазвонит телефон, ты бросаешься к нему в надежде услышать родной голос, или прислушиваешься к каждому звуку в коридоре, снова надеясь, что хлопнет входная дверь, послышатся знакомые шаги, и донюшка появится на пороге. И так изо дня в день, из года в год. Вот так выглядит одиночество, Наташа…

Александра Николаевна надолго замолчала, очнувшись наконец от своих дум, она недоумённо посмотрела на свои руки – от сигареты ничего не осталось, она просто была растерзана в клочья. Достала вторую, глядя куда-то далеко через окно невидящим взглядом. Сидевшая до этого, забившись в угол дивана, Наташка вскочила, подбежала к Александре Николаевне, обняла её сзади за плечи. Смутные, незнакомые чувства, в которых она ещё не успела разобраться, нахлынули и овладели молодой женщиной:

– Прости, прости меня, тётя Саша, прости, прости, прости, – всё повторяла Наташка всхлипывая.

Александра Николаевна повернулась, лицо её постепенно приобретало обычное выражение:

– Ну-ну, чего ты? Давай устроим сейчас тут всемирный потоп, – сказала она почти спокойно, только глаза, такие знакомые глаза, оставались по-прежнему непривычно грустными.

– Держи платок! И давай-ка, топай домой к своим мужикам, заждались, поди. – Уже улыбаясь, она легонько подталкивала Наташку к входной двери. – Беги, детка. Любовь беречь надо, а семью хранить, ты – хозяйка, с тебя и спрос за уют и настроение в доме.

Она закрыла за Наташкой дверь, подошла к окну. За окном была тёмная непроглядная ночь, а тишина надвигалась и сжимала виски…

***

Наташка почти бегом поспешила в соседний подъезд. Она впорхнула в квартиру… и ахнула – стол застелен новой скатертью, а на нём букет роз и торт. Ванюшка и Алексей

сидят нарядные и торжественные, оба в белых рубашках – ждут маму.

– Ура! Мама пришла! – закричал Ванюшка.

– Как же я вас, мои хорошие, люблю! – почти шёпотом произнесла Наташка.

По материалам-

Стакан молока