Мы уже давно просили маму нажарить нам драников. В шестидесятых годах не
было всяких прихотей с едой, как сейчас, и драники считались деликатесом.
Всё твердили: «Хотим драников, хотим драников!»
Не то, чтобы мама отказывала, просто руки не доходили. Это же суета:
начистить картошки, потом натереть, затем нажарить… Уйма времени нужна. А
вдове с двумя детьми его постоянно не хватало.
Наконец мать сдалась:
– Вот как начистите картошки, тогда я уже нажарю вам драников.
И начались дебаты между нами. Старший Володя, самый хитрый, всё так
повернул, что именно мне довелось приняться за это весьма неприятное дело.
Но когда хочется драников, на какие только жертвы не пойдёшь…
Сижу, чищу картошку, проклинаю свою тяжкую долю, а тот хитрец уже давно
куда-то смылся. Знаю — он сразу же найдётся, как только в доме вкусным
запахнет.
Тут зашла соседка Зинка.
Мать рассказывает ей, как дети заставили её готовить драники. Тетка
смеётся, шутит:
– Ну, такую беду ещё можно пережить.
– Ой, а ведь правду говоришь, — соглашается мать, суетясь около плиты. А
потом добавляет: – А то столько тех бед и хлопот кругом, что можно голову
потерять.
– Каких же, Фанасья? — простодушно спрашивает соседка.
– Вот, пошла на бригаду за конями, — говорит мать. – Моя очередь наконец,
записывалась же. Мужики толкутся, выносят шлеи, выезжают один за другим на
повозках. Как дошло до меня, то выяснилось, что упряжи нет и остались мне
одни дохлячки, которые от ветра шатаются. Так и вернулась в слезах домой.
Бригадир сказал приходить через несколько дней.
– …Когда все обсеются и посадят картошку, — сочувственно покачала головой
тетка Зинка, жалея маму.
Я молча чистил картошку, не вмешивался, втихаря глотал солёные сиротские
слёзы от бессилия, что ничем не могу помочь.
– Пришла домой, — продолжает дальше мать, — а свиньи так верещат, что в
небе слышно. Некормленые же с утра. А уже под обед было. Вошла внутрь и чуть
не обомлела. Мои подсвинки разгромили пол, высадили дверцы в кучу и гоняют
по хлеву. От злости схватила какую-то дубинку и давай их колотить что есть
силы!
– Ну и зачем? — спрашивает Зинка.
А я картошку чищу — и вдруг мне перехотелось драников, слёзы совсем
заволокли глаза. Такое было непреодолимое желание подойти, обнять мать,
пожалеть. Но что-то сдерживало: детская стеснительность, наивность. Поймёшь
ли сейчас…
– И сама того не знала, — согласилась мать. – Просто от злости горела из-за
тех коней, за унижение, за тяжкую свою долю.
Я чувствовал, что вот-вот мать разрыдается, а за ней — я.
– Тётенька, да вам в дом мужика надо, — неожиданно перевела тему разговора
на другое соседка.
– А где же его взять? — криво усмехнулась мать. – Что-то не видела, чтоб на
дороге валялись.
– …Тогда бы не было у тебя проблем ни с конями, ни со свиньями, — будто не
слыша замечания собеседницы, продолжала свою шарманку Зинка.
– Ну вот сейчас встану и пойду по селу искать себе дядю, — буркнула мать. –
Недавно с Манькой были в гостях. Витька Милюков хвать меня за бока — и тащит
в кладовку. Я уперлась: «Ты что, сдурел?» А он: «А вы какого хрена, гулящие,
сюда приперлись? Тоже ищете, с кем пошоркаться?» После тех слов мне
перехотелось гулянки, плюнула и вернулась домой.
– Ты мне лучше скажи, приняла бы мужчину какого в дом или нет? — не
унималась Зинка.
– Да наверное, приняла бы… — неуверенно ответила мать.
Навострив уши, я заканчивал чистить картошку, которая у меня уже в печёнках
сидела. «Ничего себе, мама хочет привести в дом какого-то дурошлёпа чужого»,
— молнией пронзила всё мое тело страшная мысль.
Ещё только этого не хватало. Конечно, всю ту болтовню пересказал брату. Мы
погоревали, но надеялись, что минует нас эта «радость». В 10-12 лет всё
кажется проще и обыденнее.
Но как же мы ошибались…
Поняли это через несколько дней после того разговора. Где-то под вечер
воскресенья Зинка вместе с еще одним соседом, Онисюком, переселенцем с
западных краёв, пришли к нам в дом.
А с ними был какой-то дядька. Высокого роста, поджарый. Так ничего вроде,
но очень смешил, а скорее раздражал в нем здоровенный нос и рыжие волосы. В
селе говорили на него — «рыжее».
Мать засуетилась, начала накрывать на стол. Нам это было непонятно. Чего
это она так сразу угождает ни с того ни с сего? Наконец компания уселась за
стол. Налили всем по рюмке. Онисюк начал издалека, мелко хлопая глазами,
подкрутив концы своих усов.
– Фанасенька, добрая моя соседушка, я хорошо знаю, как вам тяжело тут
ведется. Эх, вдовья доля!.. Надо тебе помощника, хозяина в дом.
– Ой надо, надо бы, — кивнула мать.
Мы с братом оцепенело сидели на запечье. Что же будет дальше?
Тем временем Онисюк толкал речь:
– Вот привёл я вам своего хорошего товарища, земляка. У него жена
скончалась, дети в люди пошли, а сам прозябает. Славный хлопец, не лентяй,
трудяга. Детей любит и вам пара будет.
Нам дух перехватило от испуга. К чему это он ведёт?
Наступило жуткое молчание. Наконец обозвалась мать:
– Да я вроде бы и не против. Но для меня главное — дети.
– Может и так, — вставила свои пять копеек Зинка. — Но они подрастут и
пойдут своей дорогой. А тебе нужна опора.
– Ой да, правда то, правда, — кивала мать.
– А я всё умею делать своими руками, — подал голос будущий рыжий отчим. —
Не бездельник. Детей не обижу. Жизнь со мной вам не в тягость будет.
Тем временем у нас на запечье шел другой разговор. В конце концов Володя
надул щёки, блеснул исподлобья сердито и со злостью выдушил из себя, как
пистолет последнюю пулю:
– Когда он будет у нас жить и ночью заснет — мы его убьем.
– Точно, — как печаткой прибил коротко и резко младший, то есть я.
От матери все ждали последнего решения. Так будет, как она скажет.
Все дружно посмотрели на нас, теснившихся на запечье как подкинутые щенята.
Мы почувствовали почти физически, что вот здесь, в этот момент решается
судьба нашей семьи. И грязные «убийцы», посмотрев в сторону своей кормилицы,
дружно расплакались…
Мать сказала: «Да!»
Если Вам было интересно это читать, поделитесь, пожалуйста, с
друзьями
По материалам- marusia-story.ru
